Пять минут?1 Мне пришли в голову 5 фраз. И сейчас я постараюсь их объяснить.
1 – Речь здесь идёт о будущем бессознательного
Безусловно, речь также идёт и о психоаналитике, однако он является частью концепта бессознательного, ведь симптом начинает расшифровываться в момент, когда психоаналитик к нему подобающим образом присоединяется. Мы знаем, что аналитический дискурс существует не без влияния на само бессознательное. Как иначе можно объяснить изменения в клинике истерии, как не появлением самой фигуры психоаналитика? В результате своей пятнадцатилетней практики сам Фрейд констатирует: проявления симптомов изменились. Итак, я делаю вывод, что в наших работах бессознательное всегда затрагивается. Являются ли аналитики сторожами бессознательного? Не правда ли, что они у него на страже, хоть никакой субстанцией бессознательное и не обладает? Если бессознательное открывается лишь для того, чтобы тут же закрыться, что же может заверить нас в незыблемости доступа к нему, любезно предоставленного нам Фрейдом?
2 – Кто такие психоаналитики?
Фраза эта, как я полагаю, пришла мне в голову ввиду необходимости напомнить, что в самых жарких дискуссиях, в которых довелось участвовать Лакану, он никогда не отказывал своим противникам в праве называться аналитиками. Аналитик действует не из бытия, существования или привычки, но исходя их тех функций, которые он на себя берет. Лакан пишет: «Аналитиком, в полном смысле этого слова, является тот, кто поддерживает свою функцию, возникающую как таковую». Неважно, что субъект не ведает об истоках своих действий: структура думает за него. То, что в Интернационале появляется в форме обычая, является у Лакана матемой.
3 – От невозможности выносить до невозможности сказать
Все исходит из патематического воздействия реального. Однако же оказывается, что психоанализ заключает эту «невозможность выносить» в дискурсивную диспозицию, заставляет ее работать и превращает в «невозможность сказать» — иную форму реального. Именно поэтому психоанализ абсолютно не сводим к культуре: он проделывает в ней дыру. Не правда ли, что мы понимаем под культурой не что иное, как Другого в качестве груды означающих? Сначала аналитики были очарованы тем, что проистекало из дыры: смысл, «хочешь его — получай!» Лакан же привел опыт к его чистому состоянию — невозможности сказать. Вот почему стала так распространена идея о тщеславии всего учения Лакана — ведь оно пронизано «невозможностью сказать». Отсюда и молчание (молчать было бы наиболее достойным способом соответствовать невозможности сказать), и болтовня (высказываться около, искать свой собственный голос). Напротив: достижение анализа, по мнению Лакана, — это создание матемы невыразимого.
4 – Учение Лакана – это частица реального
Является ли учение Лакана суггестивным? Обуславливается ли его влияние присутствием и импозантностью некоего Господина? Это теория Катерин Клеман, например. Я с ней в корне не согласен. Учение Лакана получило свое признание благодаря своему соответствию самому аналитическому дискурсу. Это ощущается далеко за пределами лакановской группы, это учение уже вошло в символическое в качестве общего дискурса. Мы также испытали воображаемую страсть, которую оно вызывает. Так вот, оно стало, прежде всего, частицей реального, и, начиная с сегодняшнего дня, не прекратятся попытки его исказить: снова совершать «возвращение к Фрейду», чтобы его обойти, оставить позади, вытеснить или даже форклюзировать. Но вряд ли эти попытки увенчаются успехом: учение Лакана невозможно стереть из истории психоанализа. Как поступает Лакан с Фрейдом? Своей формулой «Сексуальной связи не существует», говорит он, я резюмирую высказывания Фрейда в отношении сексуальности, и я пытаюсь высказать без прикрас ту истину, которая в них записана. Что ж, посмотрим, получится ли у нас высказать ту истину, которая записана в учении Лакана.
5 – Роспуск начался уже давно
Он начался, как только влияние учения Лакана стало чувствоваться в аналитической среде. Его острие направлено на дидактический анализ, на знания и умения аналитика, то есть на того, кто примеряет на себя это учение. Нас волнует, что университетский дискурс преобладает над дискурсом аналитическим, и нам кажется, что мы его распознаем в высказываниях с трибуны или с кафедры. Это ошибка. Есть такая ценная точка пересечения между дискурсом аналитическим и университетским, точка, присущая самому аналитическому опыту — это дидактический анализ. Здесь представлен Университет в аналитическом дискурсе. Тот, кто проходит дидактический анализ, превращает предположительное знание в субъекта, кажущегося знающим. Это перверсия субъекта предположительно знающего. И именно переход приходит на место кажимости знания в ходе дидактического анализа.
[1] Текст произнесен в марте 1981 года в ходе первого Форума Школы Фрейдова дела после роспуска Фрейдовой Школы в Париже (27 сентября 1980).
