Год назад Лакан был еще чем-то невозможным. Лакан был страшен. Лакан говорил о чем-то потустороннем. Казалось, его речь способна довести до панического криза. Довести до предела. Лакан доводит.
Мое второе приближение к Лакану произошло уже после некоторого количества впитанных текстов Фрейда. Разница такая: это как если бы ты сперва с разбега заявился на непришвартованную лодку и перевернулся, а потом все-таки подумал, просох, привязал лодку к берегу, аккуратно заступил и приготовился к путешествию. В какой-то момент я оказалась готова отпустить тросы.
В одном из эссе по работе Фрейда я сравнила чтение его текстов со строительством: кирпичик за кирпичиком представления складываются в некое «здание», форму мысли. Однако из элементов никогда не получается законченная конструкция, ее всегда можно пересобрать. Отсутствие ожидания некой замкнутости, завершенности — поразительным образом позволяет мысли течь. Встреча с этим неостановимым потоком оказалась одним из условий возможности моего путешествия.
Если с Фрейдом мы строим непрочное и неказистое, но все же здание, то с Лаканом, похоже, мы плетем кружево (параллельно плывя в лодке, как вы помните).
Как он складывает петли? Силишься абстрагироваться от привычных схем, углядеть там свой порядок. Парадоксальность заключается в том, что некоторое подобие понимания приходит, когда от желания знать ты уже отказался. Что значит — отказался? Учишься удивляться, видеть что-то как впервые. Видеть нечто радикально другое, а не самого себя. Схема этого плетения, если она все-таки есть, — открыта к пересмотру, из нее исходит множество других, и процесс — никогда не останавливается. Мысль длится, длится слово. Производятся операции с пустотой.
Освоение понятий, вводимых Лаканом, в моем случае происходит по аналогии с освоением иностранного языка, когда какое-то слово не концептуализируется в формате четкой привязки к означаемому, а просто вводится в словарь и постепенно наполняется смыслом. Попытки взять тот или иной концепт в рамочку разбиваются о «живость», подвижность мысли. Путешествуя по ту сторону понимания, я погружаюсь в область отсутствия ответов, где есть лишь некий пунктир, символически намеченный. Эта «обратная сторона», изнанка, предстает для меня некоторым местом смысла. Лакан, в моем понимании, подходит к чему-то базовому, не пытаясь на его основе конструировать прочные воображаемые замкнутые теории. Не затыкает эту прорву знанием.
Первое понимание воображаемого регистра позволяет осознать обманную иллюзорность всезнания «психоанализа». Увлекшись идеей построения «зд(н)ания» и желанием сделать его совершенным, можно не то что уйти от Фрейда в другую комнату — рядом разбить новую стройку, будто ученики, пытающиеся превзойти своего учителя. Здание стало красивым и прочным, но возникает вопрос: можно ли тебе туда (и что делать с тобой), если ты не такой?
Основываясь на образе, на своем опыте, можно попытаться «укрепить» эго, поспособствовать в создании чьей-то «цельной личности». Но как говорил Лакан: личность — это паранойя[1], а где же сам субъект?
Тексты Лакана приходят как слово на сжимающиеся тиски новой «нормы» (от которой еще Фрейд пытался уйти), устойчивости и успешности психоаналитической психотерапии. Для меня во всяком случае. Эта норма как удушье, которого раньше не замечал, выраженное в идее (требовании) Другого: «Сделаем из тебя нормального и эффективного, я знаю как, ведь я сам — уже такой». Освобождение (и улыбка) пришло со словами: «Говорящего субъекта мы принуждены принимать в качестве субъекта. Почему? По очень простой причине: он может наврать. То есть он отличен от того, что говорит»[2]. Именно в пространстве речи субъект может попробовать высказать себя и свое желание.
Желание говорить и нехватка слов встречаются. В этом пересечении собирается притягательность текстов: они «не-все», в них чего-то не хватает и поэтому они всегда больше, чем там написано.
Путешествие продолжается.
[1] Ж. Лакан. Seminar XXIII. Le Sinthome. Встреча от 16.12.1975 г.
[2] Ж. Лакан. Семинар 1. Работы Фрейда по технике психоанализа. М.: «Гнозис». – с. 256
