Я решил поговорить об экстимности под названием «Парадокс о психоаналитике». Термин «парадокс» обозначает одновременно как мнение, так и противоречивое суждение, то есть суждение, содержащее в своей формулировке противоречие. Это название напоминает другое — название диалога, записанного Дидро как «Парадокс об актёре». Одного из двух собеседников, принимающих участие в этой встрече, Дидро называет «человеком с парадоксом» или «парадоксальным человеком». Парадокс, который поддерживает этот человек, заключается в том, что великий актёр не испытывает чувств и эмоций, которые он выражает на сцене, а играет, чтобы почувствовать их. От великого актёра не требуется быть чутким. Актёр выражает чувства и эмоции с большей интенсивностью, правотой и точностью, если он сам их не ощущает. Так Дидро формулирует парадокс разделения, который, по его мнению, характеризует актёра.
Со своей стороны, я хочу поддержать парадокс не об актёре, а о психоаналитике. Я беру за отправную точку понятие экстимности (extimité), которому Жак-Ален Миллер дал определение в течение 1985-1986 годов: экстимность обозначает парадоксальную точку в поле. Она одновременно находится как внутри, так и снаружи (extérieur) этого поля. Он указывает, что — я цитирую Жака-Алена Миллера — «самое внутреннее — это внешнее (extérieur)». Итак, как тогда подойти к экстимности? Вот каким вопросом я задаюсь.
1. «Tu eras interior intimo meo» (Ты был во мне глубже глубин моих)
Что касается святого Августина, то вопрос, которым он задается: «Есть Бог или нет?», ориентирован и поддерживается любовью Бога [1]. Его путь, разделенный на два временных такта, показывает, что любовь имеет тенденцию взывать к существованию (faire exister) во втором такте то, чего не существовало в первом. Фактически, его вывод таков: «Я люблю тебя, значит, ты есть».
Первый временной такт. Святой Августин подчеркивает положение экстимности Бога в тот момент, когда он признаёт свои ошибки, то есть в то время, когда он вспоминает период, когда он был наиболее далек от Бога. Он был молод, его плоть горела желанием, Бог был далеко. И вот теперь он обнаружил, что именно в это время, он ведал того, что Бог был ближе всего к нему. «Ubi ergo mihi tunc eras?» Так где же ты был для меня в то время? «Quam longe eras!» Как далеко ты был! «Tu autem eras interior intimo meo». Но ты был более внутренним, чем самое сокровенное (интимное) во мне. Что означает: ты, кто был снаружи (exterieur), ты был ещё более внутренним, чем то, что было самым внутренним во мне.
Второй временной такт. Святой Августин теперь достиг точки уверенности: «Domine, te amo», — Господи, я люблю тебя. Но он задается вопросом, как он мог найти свой путь, как он мог стать ближе к тому, от чего он был так далек, как он мог найти то, что он потерял. Действительно, затем он приближается к Богу как к объекту, который теряют и который, к счастью, находят. Он приводит пример женщины, которая потеряла монету и ищет её «cum lucerna», с её «lucerna», то есть при свете своей масляной лампы. Поскольку эта женщина сталкивается именно таким образом с «aliquid perditum», с чем-то потерянным, она пытается найти свет. Этот пример показывает, что в поисках Бога речь идёт о Боге как об (А), так и (а). Бог одновременно предстает как место, к которому обращаются, и как утраченный объект. Между (А) и (а) существует сочленение. Как указал Жак-Ален Миллер в своем курсе, это записывается: от Ì A ((a) включено в (A)). Утраченный объект находится в сердцевине Другого, к которому субъект обращается со своей просьбой о любви.
Таким образом, святой Августин развивает в связи со своим отношением к Богу парадоксальную топологию: между тобой и мной, он пишет, «nusquam locus», нет пространства, не имеется пространства (il n’y a pas d’espace), или, точнее, если мы развернем «nusquam», пространства не имеется нигде. Другими словами, он указывает, удаляемся ли мы от тебя или приближаемся к тебе, между тобой и мной нет пространства. То, что при этом подчеркивает святой Августин, парадоксально: можно быть как можно дальше от Бога и в то же время быть как можно ближе к нему. То, что кажется есть снаружи (extérieur), тогда оказывается внутри.
На самом деле проблема, которая возникает, — это не проблема пространства, а проблема времени. «Sero amavi», — Поздно, я полюбил тебя. «Et ecce intus eras et ego foris et ibi quaerebam», — А ты, ты был «intus», внутри, и я был «foris», вовне (au-dehors), и «ibi», там, снаружи, я искал тебя. Наречие места «foris» (снаружи) противопоставляется наречию места «intus» (внутри). Святой Августин этого не знал — снаружи был он, а не Бог. Бог был внутри. Наречие времени «sero», что означает «поздно», указывает на то, что святому Августину потребовалось время, необходимое для понимания.
Экстимность (extimité) — это сочленение между intus и foris, между внутренним и внешним (extérieur), которое определяется относительно времени. Это сочленение связывает топологию и время, то есть фактически парадоксальную топологию и временность, темпоральность (temporalité) саму по себе парадоксальную, поскольку её характеризует прерывность (discontinuité), пропасть, которую необходимо преодолеть. То, что темпоральность парадоксальна, означает, что предстоит сделать скачок.
2. Логическая функция экстимного (l’extime)
Я перейду ненадолго к процедуре Пасса (la passe). Каким образом формулируется логическая функция экстимного? Картель собирается назначить подвергающегося процедуре пасса (passant) Аналитиком Школы (AE). Таким образом, она решает сказать ему «да». Это пари. «Нет» откладывается в сторону. Затем картель обращается к Аналитику Школы (AE) из другой Школы. Экстимный (Extime) вмешивается не для подтверждения уже принятого решения, а для того, чтобы выслушать позицию картеля и высказать свое мнение. Опять же, следовательно, «да» и «нет» уравновешены. Мой тезис состоит в том, что экстимист (экстимный) существует именно для того, чтобы представлять да и нет, он олицетворяет одновременно и да и нет, это живое противоречие, он подрывает точку уверенности, которая была достигнута.
3. «Нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта»
То, что меня здесь интересует — это выделение противоречия, которое встречается в основе проблематики Пасса и которое есть не что иное, как то, что характеризует «переход от психоанализанта к психоаналитику».
Логическая формулировка (articulation) этого противоречия может быть воспроизведена альтернативно, через чётко сформулированное название пьесы Альфреда де Мюссе: «Нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта». Лор Наво упомянула об этом в своей статье, в которой говорилось именно о проблематике Пасса, то есть о различии, которое необходимо проводить между Пассом, заканчивающимся назначением Аналитиком Школы (AE), и тем, который приводит к предложению картеля Пасса, который назначает проходящего пасс (passant), по решению Совета, членом Школы. Если придерживаться точки зрения Пасса, которая в конечном итоге заканчивается назначением Аналитиком Школы (AE), такое предложение картеля Пасса не эквивалентно ответу «да», но «нет».
Я напомню о чём идет речь в пьесе Альфреда де Мюссе. Граф любит маркизу. Так он говорит ей. Она отвечает: «Вы говорите мне, что любите меня. Является ли это разумным основанием, чтобы я любила Вас?» Граф озадачен. Он больше не знает, на каком языке он должен говорить с маркизой, чтобы она поняла, что он её любит. Но то, чего он ей не говорит, так это, хочет ли он, чтобы она была его любовницей или его женой. С точки зрения выбора, который представляется графу, можно представить себе это следующим образом: два пересекающихся круга Эйлера, один круг — «жена», другой — «любовница». Использование двух кругов Эйлера позволяет расположить один по отношению к другому, внутренний и внешний. Если граф выбирает круг «любовница», тогда он оказывается вне круга «жена», то есть, как указывает ему маркиза, он находится «снаружи». Как это проявляется? Если граф навещает маркизу в её доме, что ж, по окончании разговора он выйдет из её дома. Следовательно, несколько раз, в соответствии с его визитами к маркизе, дверь будет открываться и закрываться. Но, в конце концов, он всегда будет оказываться снаружи. Граф говорит, что он не понимает, почему маркиза не хочет слышать, как он говорит ей, что любит её. Но это он глухой. Разве она не сказала ему несколько раз: «Но тогда закройте эту дверь!» Подразумевается: «Решайте!» Вы внутри или снаружи? Вы выбираете «да» или «нет», располагаете себя на стороне круга «жены», а не на стороне круга «любовницы»? Вы оставляете дверь открытой, как если бы вы держали руку на ручке двери и всегда были готовы уйти, или вы, наконец, закрываете её, чтобы показать мне, что вы решили остаться?» Поэтому маркиза спрашивает графа: «Но, наконец, господин, чего вы от меня хотите?» И она расставляет точки над i: «Вы воображаете себе, что я буду вашей любовницей?» Именно в этот момент недостойный граф пишет: «Вы, моя любовница! Но нет, только жена!» Тогда маркиза тонко подмечает, что, если бы он начал с этого, признав свое желание, они бы не поссорились. Другими словами, если она станет его женой, она также будет его любовницей. Положение их связи будет тогда располагаться в точке пересечения двух кругов Эйлера. И именно маркиза — весьма изворотливо — завершает словами: «Нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта».
Эту альтернативу, выраженную в пословице: «Нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта», Лакан упоминает в своей «Речи к Фрейдовой школе Парижа» (Discours à l’EFP) [2], говоря о разделении между психоанализантом и психоаналитиком. В своем «Предложении» [3] Лакан действительно выдвинул предложение, — я цитирую — «в переходе (passage) от анализанта к психоаналитику есть «дверь», остатком от которой является «дверная петля», производящая это разделение, поскольку само это разделение есть не что иное, как разделение субъекта, причиной которого является этот самый остаток». Другими словами, Лакан определяет место разделения между анализантом и психоаналитиком в логике фантазма. Затем в своей «Речи к Фрейдовой школе Парижа» Лакан обращается к этой пословице, различая путь и акт — путь, как путь психоанализанта и акт, осуществленный психоаналитиком: «Ибо, в конце концов, нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта, таким образом, мы находимся либо в аналитическом пути, либо в психоаналитическом акте». В этом отношении он возвращается к метафоре «двери, которая хлопает» (la porte qui bat): «Мы можем заставить их чередоваться (эти две позиции), подобно двери, которая «хлопает», но путь анализанта не приложим к психоаналитическому акту». Другими словами, акт психоаналитика является логическим продолжением психоанализа, в то время, как, по выражению Лакана, анализант «подошел к окончанию» психоанализа. Парадокс о психоаналитике — это парадокс, который характеризует психоаналитика. Лакан указывает на это в Семинаре «Психоаналитический акт» [4] — акт психоаналитика — это то, что совершается в избирательный момент, когда психоанализант совершает переход к психоаналитику. Тот факт, что речь идет о «переходе», показывает, что относительно разделения между психоанализантом и психоаналитиком, мы находимся либо по одну, либо по другую сторону «двери, которая хлопает». Дверь символична, а петля — реальна. Это — либо «да», либо «нет».
4. Парадокс Рассела
Образование множества предполагает решение. Эта операция, по сути, предполагает либо «да», либо «нет». Пусть элемент x — ну да, — этот элемент x принадлежит или не принадлежит множеству Е, о котором идёт речь. Таковым является выбор, который предлагается. Чтобы множество E могло функционировать как множество, необходимо, чтобы это решение было принято, и чтобы был дан ответ на вопрос: является ли элемент x, о котором мы говорим, «intus» или «foris», внутри или снаружи?
В теории множеств, множество определено таким образом, что экстимность либо исключена, либо невозможна. Единственное, что учитывается, это — является ли элемент частью или нет того, что можно назвать «интимностью множества». В своем курсе об экстимости Жак-Ален Миллер подчеркнул, что множество означающих (A) было определено Лаканом в той мере, в какой это определение включает экстимность, делает это возможным. Фундаментальное свойство означающего — различие. Как указывает Жак-Ален Миллер, «означающее представляет себя только в результате противопоставления себя другому означающему». Вопрос: соответствует ли это фундаментальное свойство множеству означающих, которое образовывает «всё» означающих? Слово «всё» (tout) — важное слово. Ответ: «нет». Изобретение Лаканом S(Ⱥ) влечет то, — как говорит Жак-Ален Миллер, — что Лакан подошел к рассмотрению множества (A), принимая во внимание парадокс Рассела. Парадокс Рассела действительно указывает на двойную ценность (A), на тот факт, что буквальное значение разделено. (A) — это множество, множество означающих, но в качестве означающего, оно само по себе является элементом этого множества. Именно двусмысленный характер (A) привел Лакана к изобретению означающего S(Ⱥ). S(Ⱥ) — парадоксальное означающее, ибо оно находится как внутри (А), так и вовне (снаружи) (А). Позиция означающего S(Ⱥ) из-за того, что она противоречива, является, таким образом, позицией экстимности. Этот парадокс записывается с помощью противоречивой формулы: (AÎ A) и (AÏ A). Тот факт, что (A) не обходится без S(Ⱥ), означает, что множество (A) не является множеством «всего» («полным»). Это не закрытое множество, это множество открытое. Не существует «всего» означающих. Таким образом, логика, которой подчиняется место означающего, является неконсистентной логикой (logique inconsistante), то есть логикой, допускающей противоречие, которая его включает, которая его не «не исключает».
5. Противоречие, может ли оно сказываться?
Разница между логикой «всего» (logique du tout) и логикой «не-всего» (logique du pas-tout) сформулирована Лаканом в XX Семинаре «Ещё» в проведении различия между наслаждением фаллоса и тем, что он называет «наслаждением тела Другого». С одной стороны, два измерения различны: измерение всего и не-всего. С другой стороны, в отношении наслаждения противопоставляются два термина: фаллос и тело Другого. Фаллос — это преграда, которая препятствует доступу к телу Другого. Таким образом, открывается разлом недоступности между «по эту сторону» и «по ту сторону». Есть наслаждение по ту сторону фаллоса, и оно, в точности, является наслаждением тела Другого. Это способ сказать, что «противоречие — вот что составляет ткань наслаждения». Когда подходят со стороны не-всего, препятствие преодолено, открывается доступ к наслаждению, которое находится по ту сторону. Но, если рассматривать вещи в терминах теории множеств, то есть ссылаясь на отношение принадлежности одного из элементов к множеству, то точки, которые располагаются на стороне не-всего, не могут быть связаны друг с другом, поскольку каждая из них находится в противоречии, потому что «между одной точкой и другой непреодолимая пропасть». Следовательно, к каждой точке можно подойти, только приняв во внимание эту пропасть. Закрытое множество не может быть сформировано. Каждая точка сама по себе (tout seul), оказывается исключением. Другими словами, каждая точка несет на себе отметку противоречия. Наслаждение Другого противопоставляется наслаждению Одного (Un), но невозможно сказать что-либо об этой оппозиции. Здесь есть что-то безвозвратно утраченное. Мы вновь находим «aliquid perditum» (что-то потерянное) святого Августина. Как говорит об этом Лакан, это наслаждение, мы его испытываем, но ничего не можем о нём сказать. Каждая точка характеризуется тем, что «она экстимна тогда, когда об интимном невозможно ничего сказать». Логическая неконсистентность (inconsistance logique) сама по себе невыразима. Высказываемое (énoncé) имеет тенденцию располагаться на стороне не-всего, и поэтому сопряжено с риском: невозможно устранить непреодолимое противоречие, относящееся к оппозиции между двумя видами наслаждения. Это высказываемое может быть только противоречивым или двусмысленным. И если оно не принимает во внимание противоречие, то оно опошляет, принижает, очерняет, становится оскорбительным или клеветническим.
Задача моего выступления как раз и состоит в том, чтобы задаться вопросом о том, при каких условиях может сказаться противоречие.
6. Заключение: переход от психоанализанта к психоаналитику
Подойдём к делу как можно проще.
Проходящий пасс (passant) входит в Пасс — как анализант. Когда он находится в центре диспозитива Пасса, он является анализантом, который разговаривает с двумя анализантами. Эти два анализанта называются сопровождающими пасс (passeurs), потому что, сами того не зная, они находятся в Пассе: поэтому они находятся в той же точке, что и проходящий пасс.
Картель Пасса выслушивает двух сопровождающих пасс. Он оценивает анализанта. И если он считает, что анализант закончил свой анализ, он решает назвать его «Аналитиком Школы». Парадокс возникает сразу. Картель судит о ценности этого психоанализа. Так, заключением такого суждения является присвоение звания психоаналитика. Сразу возникает парадокс. Картель оценивает ценность этого психоанализа. Однако выводом из этого суждения является присвоение звания психоаналитика. Итак, есть пробел, сдвиг. Жак-Ален Миллер сделал это ранее нечитаемое название читабельным: AE означает «психоаналитик Школы», а точнее, «психоаналитик опыта Школы». Он был первым, кто подчеркнул это в своем семинаре по лакановской политике: Аналитик Школы находится не в позиции разделённого субъекта ($), а в позиции причины желания (а). Первичным следствием этого разъяснения является то, что к Аналитику Школы следует прежде всего обращаться не как к учителю, а как к психоаналитику. Предоставление ему места учителя означает подчинение его либо со стороны научного дискурса позиции ($) / (a), либо, со стороны университетского дискурса, позиции (a) / ($). Однако позиция Аналитика Школы, как указал Жак-Ален Миллер, скорее должна быть расположена в рамках аналитического дискурса в форме (a) ® ($), представляющего Школу, рассматриваемую здесь как разделённый субъект, субъект мысли.
Такая попытка прояснения подразумевает принятие к сведению того факта, что суждение картеля наталкивается на противоречие между психоанализантом и психоаналитиком (psychanalysant // psychanalyste). Я использую термины Лакана, найденные в его «Предложении» и в его «Речи к Фрейдовой школе Парижа». Мы не говорим о психоаналитике, названном Аналитиком Школы: «Ну вот, этот психоанализант подошёл к концу своего психоанализа», мы говорим: «Он — психоаналитик». Таким образом, в случае присвоения этого звания пропасть преодолена. Скачок совершается через разлом противоречия психоанализант // психоаналитик.
Проблему, порождаемую этим противоречием, особенно трудно разрешить, когда речь идёт о запросе вступить в Школу через Пасс. В этом случае картель также оценивает анализанта. И если картель предлагает назвать этого анализанта «членом Школы», возникает тот же парадокс. Потому что рассматриваемый анализант, однажды назначенный членом Школы, может объявить себя «практикующим аналитиком», то есть аналитиком, практикующим психоанализ. Следует признать, что это упоминание практикующий психоаналитик (AP) не является неким званием, но опыт показывает, что иногда оно используется как звание.
Между тем, как утверждает Лакан, «нужно, чтобы дверь была либо открыта, либо закрыта». Если анализант, названный Aналитиком Школы получает звание аналитика, это влечёт за собой, ввиду данной ситуации присвоения звания, то, что анализант, рекомендованный Совету быть названным членом Школы, со своей стороны, наоборот, не считается получившим звание аналитика. Другими словами, с точки зрения ценности звания Aналитика Школы, две стороны отделяются (se separent) одна от другой: сторона аналитика и неаналитика (non-analyste). Два пересекающихся круга Эйлера: круг «аналитик» и круг «неаналитик». Следовательно, проявляется искажение, поскольку по отношению к именованию, связанному с именем «аналитик», анализант, объявляющий себя практикующим аналитиком, в действительности находится не на стороне аналитика, а на стороне неаналитика.
В двух противоположных случаях, как можно констатировать, противоречие психоанализант // психоаналитик оказывается «костью Пасса» (l’os de la passe). Анализант оценивается как анализант. Между тем, то, что ставится под сомнение (en cause) — это переход от психоанализанта к психоаналитику.
Мне кажется, что вмешательство экстимного, когда оно имеет место, может быть связано с этим противоречием. На мой взгляд, экстимный, который сам может быть аналитиком, получившим звание, призван подчеркнуть рассматриваемое противоречие. Он выходит на сцену, чтобы сказать, что это как раз вопрос разрешения парадокса, касающегося психоаналитика. На самом деле, речь идёт о том, чтобы схватить у анализанта сущность аналитика, то есть причинную ценность аналитика — ценность «причины желания». Фактически, речь идёт о том, чтобы схватить что-то невозможное. Таким образом, экстимный существует для того, чтобы воплотить en chair et en os (букв. во плоти и кости), то есть сказать то, что сказать невозможно, — двусмысленность, противоречие, парадокс. Объект (а) — это не содержимое (contenu), но содержащее (contenant). С точки зрения логической консистентности (consistance) объект (а) содержит противоречие психоанализант // психоаналитик. Другое название экстимности, c тех пор, как она располагается в определенной точке, — это неразрешимое противоречие.
[1] Saint Augustin, «Les Confessions», Paris, Bibliotheque de la Pleiade, Gallimard, 1998, edition publiee sous la direction de Lucien Jerphagnon.
[2] in «Scilicet», nº 2/3.
[3] in «Scilicet», nº 1.
[4] in «Ornicar ?», nº 29.
Перевод выполнили: Ирина Север, Полина Чижова, Ирина Макарова
Оригинальный текст опубликован на https://wapol.org/ornicar/articles/pna0216.htm
