Лор Наво, аналитик Школы Фрейдова дела и Всемирной Ассоциации психоанализа, в недавнем прошлом Аналитик Школы (прошедший процедуру пасса), представляет случай, который был написан ею для осенних Дней Школы, посвященных теме «Создать пару». Эти Дни были отменены по причине угрозы террористических актов в Париже… Однако сегодня мы можем познакомиться с этим случаем благодаря вниманию, которое Лор Наво уделяет лакановскому движению в России и ее желанию передачи своего опыта. Она с радостью откликнулась на наше предложение представить случай для «Клиники и Этики». Лор Наво приезжала в Петербург в 2012 году в кадре Семинаров Фрейдова поля. Этот семинар был посвящен введению в XX семинар Жака Лакана «Еще» и открыл дорогу к позднему учению Лакана.
Этот случай рассказывает о пути, который проделала молодая и прекрасная женщина, пришедшая в анализ, чтобы спасти свою пару. Благодаря анализу, она обнаружила «провал на месте отсутствия сексуальных отношений между двумя говорящими существами», все то, что «рискует встать поперек дороги между двумя партнерами» и «нечто новое, невысказанное». Таким образом, речь идет о небывалом переходе от «спасти свою пару» к «уметь-создать» пару с партнером. Именно здесь и начинается настоящая авантюра! Не откладывайте чтение!
Ирина Соболева
Спасти свою пару
Мари верила, что сможет сделать это. Но со своим первым партнером ей это не удалось, также, как ей не удалось спасти своего отца, разрушавшего себя. Ее любовный порыв к другому мужчине тогда превратился в страсть. Он без ума от нее, но многодетный отец, состоявший уже в нескольких браках, ни раз опаздывает с тем, чтобы воссоединиться с ней. И уже только этим вызывает разочарование Мари. Она как всегда — ценный объект, который страстно желают, но оставляют. Так же было с ее матерью, чуждой заботам и любви к детям, она делала из них неприкосновенное сокровище, предоставляя взорам других.
Провал структуры
И вот опять мужчина разочаровывает ее, и она остается одна. Но стала ли она от этого счастливее? Она сомневается в этом. Ведь Мари верит в пару.
В этой круговерти недоразумений пока мужчина только решается, красавица уже далеко отсюда, за порогом, со своим партнером — одиночеством. Неужели слишком поздно? Заметила ли она уже разрыв, который не может быть заполнен между ними?
Этот разрыв заставляет нас учитывать лакановское измерение Другого, отмеченного нехваткой, который часто становится избирательным партнером женщины, превращая ее в изгнанницу. «Поскольку, — говорит Лакан в семинаре «Еще», — нет ничего другого, кроме встречи, встречи с партнером, симптомом, аффектом, со всем тем, что в каждом оставляет след его собственного изгнания, не в качестве субъекта, но в качестве говорящего, его изгнания из сексуальных отношений»[1].
Любовное изгнание тогда возникает на границе между Одним (Un) и двумя в любовной истории, или, возможно, представляет собой третье кольцо, которое связывает два других? Вот таким образом и начинает вырисовываться функция симптома, который заявляет о себе в этой встрече и служит примером «иллюзии того, что сексуальные отношения не перестают не записываться… За счет чего через некоторое время, время зависания, то, что представляют собой сексуальные отношения у человеческого существа, которое говорит, обнаруживает свой след и колею в мираже… Таково заместительство, которое, в колее существования, а не в том, что представляют собой несуществующие сексуальные отношения, но отличное от них, бессознательное, определяет судьбу и создает также драму любви»[2].
Партнер-симптом
В анализе Мари пытается справиться с недоразумением, возникшим с первым в ее жизни мужчиной, который стал ее симптомом. Они поженились молодыми и вскоре, один за другим, у них появляется трое детей, которых они горячо желают. Так они становятся отцом и матерью, после того, как некоторое время им довелось быть мужчиной и женщиной. Тогда-то и проявляет себя коварный провал в структуре: в первую очередь молодой супруг оказывается сыном ревнивой матери, от которой ему не удается оторваться, а не мужчиной, в котором Мари видела своего спасителя, окруженного ореолом самых прекрасных качеств. В свою очередь, она ощущает себя покинутой, и возникает неприятное и тревожащее чувство, что у нее не трое, а четверо детей.
Все его планы в жизни терпят крах, ему не удается пробиться в профессии, он зависим в денежных вопросах от отца, что сказывается на денежном благополучии его молодой семьи. В самом деле, он рассчитывает на поддержку своих родителей в этом вопросе, и оказывается сам не в состоянии обеспечивать свою семью. Вменяя в вину жене причину своей несостоятельности, он становится агрессивным с ней. Как маленький мальчик он ищет поддержки женщин в своем профессиональном кругу, и все больше исключает себя из сцен любви и соблазнения с участием своей красивой и молодой жены, ставшей матерью. Мари воспринимает это как «нелюбовь» и стремится уйти к своим подругам, чтобы, как она выражается, «поговорить между женщинами».
Между супругами воцаряется ад ревности. Он упрекает ее в том, что она его оставляет, она сердится на то, что он не знает, как ее удержать. Он все больше сближается со своей матерью, ключевым персонажем в его истории с женщинами, которая только и делает, что ждет возвращения своего любимчика-сына. Одним словом, полное фиаско. Мари замечает, что идеал семьи, который она сконструировала в качестве контрапункта семейной катастрофы, которую пережила сама, для нее больше недостаточен и больше не служит ей опорой. Она желает чего-то другого, нежели убежища в материнстве, которое заполнило ее на некоторое время и облегчило раны детства.
Их разногласия проявляются в вопросах воспитания детей и в ее женском протесте: чем она является для него? Не женился ли он на ней лишь потому, что она была красива и стала бы идеальной матерью для его детей? И со своей стороны, Мари, не выбрала ли его, потому что он сказал, что хочет быть отцом, и потому что она не пережила еще траур по своему, слишком рано умершему, оставившему ее без средств, с матерью, которой она должна была заниматься?
Разрыв увеличивается, когда благодаря Мари между ними устанавливается провал языка, поскольку она хочет реализовать себя как женщина и призывает его доказать свою любовь мужчины. Тело также оказывается под ударом этого фундаментального недоразумения, поскольку молодой супруг почитает свою женщину, но он больше не может приблизиться к ней, с тех пор как она стала матерью, то есть, как замечал Фрейд, запрещенной, поскольку Мари требует от него чего-то другого. Она требует от него слова любви, которые он не умеет ей дать. Таким образом, она становится загадкой для него, а он становится разрушением для нее.
Позади отца, позади матери
Тогда ее внимание оказывается захваченным тем, кто готов прийти к ней на помощь, и она погружается в мечты о нем. На сознательном уровне речь идет прежде всего о смещении Эроса, связанного с ее немощью и неоправданными ожиданиями в отношении мужа, но она сопротивляется и борется с этой устоявшейся любовной наклонностью, как она говорит, своего рода боваризмом.
Мария постигает таким образом искусство культивирования куртуазной любви, то есть этого «совершенно рафинированного способа возмещения отсутствия сексуальных отношений, делая вид, что будто именно мы создаем им препятствие»[3].
Но анализ ее пробуждает: нет ли в этом ожидании индекса реального, индекса повторения, того, что связано с отношениями с ее собственной матерью, от которой она не перестает ждать знаков любви и присутствия рядом с ней? Какое имя у Реального, замешанного в этих ожиданиях, спрашивает себя себя тогда Мария, взывая к инстанции наслаждения, которое повторяется? Так она вспоминает о дискурсе своей матери, которая говорила о своей дочери, как о настоящей богине и как о ценном объекте, который нужно хранить в своем ларчике. Она помнит себя маленькой девочкой, ждавшей от своей матери проявления нежности и ласковых слов, то, чего ее мать никогда не могла ей дать.
Благодаря ее инициативе влюбленные преодолевают этот рубеж. Каждый со своей стороны обнаруживает элементы сложного и подлинного отделения от своего собственного партнера. Это любовь, но также война, потому что их близкие считают сложившуюся ситуацию позорной, защищая образ родительской пары, подвергшийся обесцениванию.
О повторении… И о новом
Но он, прекрасный возлюбленный, столь несвободный, разве не он предложил ей наполнить жизнь детьми? И Мари, не ощущает ли она снова только то, что ее быть женщиной кажется исчезающим от нее в пользу быть матерью, которой она не хочет быть совсем?
Не в этом ли здесь идея, что загадка женственности и идеализация, которая ее сопровождает, рискуют встать поперек дороги на пути у двух партнеров? Ведь уже она ощущает огромную нехватку, которая ее пугает. Но она продвигается в своем анализе и начинает делать ставку на нечто новое, небывалое, за пределами исхоженных троп. Благодаря своему анализу, Мария отныне рискует войти в другой дискурс, где каждый из партнеров может привнести нечто свое, чтобы бесстрашно встретиться с этой «неизбежной судьбой», которой Лакан дал свое пророческое имя «Сексуальных отношений не существует».
Она выражает это следующим образом: она должна выйти из тюрьмы своего мира, обращенного к прошлому и сориентироваться на что-то другое нежели, чем на устаревшие модели, к которым была привязана, желая спасти своего отца, составляя с ним пару.
Она, как и он, ее новая любовь, ищут то, что они могут оставить, то, что они могут потерять, и то, что они желают. Это настоящая аскеза, пари с тем, что остается невысказанным в бессознательном и со случайностью, которая толкает к тому, чтобы изобретать снова.
И именно здесь начинается авантюра, подлинная встреча, та, которая принимает в расчет провал на месте отсутствия сексуальных отношений между двумя говорящими существами, и их одиночество как одиночество существ-говорящих, одиночество, которое существует.
[1] Lacan J., le Séminaire Livre XX, Encore, Seuil 1975, p. 132.
[2] Lacan J., le Séminaire Livre XX, Encore, Seuil 1975, p. 132.
[3] Lacan J., op.cit. p. 65
Перевод Ирины Соболевой, опубликовано с согласия автора
